Ну все, праздники закончились, теперь можно написать и о прозе жизни. А она у каждого своя. И моя, кажется, с каждым днем становится все страньше и страньше, как сказала бы Алиса.
Вчера днем, по дороге к родителям (все еще говорю «к родителям», да), разглядывая полупустой город из окна такси, я подумал, что больше всего в эту минуту я хотел бы, чтобы меня не заставляли никуда подрываться из дома. Я не хотел видеть эти улицы, не хотел смотреть на людей, не хотел замечать огромные рекламные щиты с полуголыми тетками и непонятной надписью «Взвешенные люди». Не хотел знать, что в магазине автозапчастей скидка, а соседнее с ним помещение сдается в аренду. Не желал видеть кислое выражение лица чувака, стоящего на остановке с женой и ребенком, и понимать, что сейчас этот чувак мечтает оказаться с друзьями в каком-нибудь баре, а не тащиться в гости к родне жены. Мне противно было слышать, что едущий перед нами дедок на древней шестерке — олень, и что вокруг идиоты вообще все. Меня раздражало солнце, от которого в машине было неимоверно душно и я с тоскою думал о неотвратимо приближающемся лете.
Я не хотел ничего из этого.
Меня не возбуждал тот факт, что сейчас мне придется троекратно целоваться с каждым родственником, сидеть с ними за столом и слушать обязательные в случае таких праздников разглагольствования о религии от людей, которые считают, что есть христиане и есть католики, и не могут отличить евхаристию от катехизации (реальный вчерашний разговор).
Меня ломало, что мне по дороге нужно было заехать в огромный супермаркет и купить хлеба, который там пекут, и сделать это как можно быстрее, не зависая по дороге в книжном отделе. Меня взбесило, что на той кассе, в которой я расплачивался, как оказалось, не продают сигарет.
Я не хотел испытывать все эти эмоции.
Я хотел только одного — домой, в свое убежище, в свой мир, к компу, к людям, которых я выбрал сам. К занятиям, которые мне интересны.
К свободе.
Лишь немного я примирился с ситуацией ближе к вечеру, когда уже было выпито некоторое количество алкоголя, на улице чуть спала жара и можно было спокойно постоять и покурить в одиночестве во дворе, глядя в высокое розово-голубое вечернее небо.
Что нового было в моих вчерашних мыслях и ощущениях? Да ничего. Просто я замечаю, что все это усугубляется. Но радует, что мне уже не страшно и не стыдно от данного факта. Скорее — наоборот.
